Мир, в котором меня ждут. Ингрид - Екатерина Каптен

– А что это?

– Ну ты даёшь… Это ж ЭТО! Мечта всех людей!

Ей это ни о чём не сказало. Ингрид хотела мольберт.

– Давай доставай, это те подарок на Новый год!

Копия Ингрид раздвигала завалы багажника, пока мужик опять закуривал. Наконец, она с трудом вытянула коробку из багажника. Та оказалась тяжёлой. К счастью, многочисленные тренировки в Междумирье помогали.

– Кишка тонка, хы-ы-ы, – сказал он, когда Ингрид взвалила её на себя.

Кое-как добравшись до дома, Ингрид поставила коробку в коридоре, надеясь, что мужик сейчас исчезнет, и тогда она спокойно выбросит её со всем содержимым. Но он раздевался, разувался и явно собирался ещё задержаться. По его команде коробку внесли в комнату и торжественно раскрыли, внутри оказался телевизор. Мужик огляделся, высказал своё мнение относительно убогого ремонта, потом нашёл тумбочку, на которой лежали рисунки Ингрид, и сказал, что это лучшая тумба для телевизора. С его лёгкой руки мама лично переложила рисунки с тумбы на пол, послав Ингрид в кладовку за удлинителем. Со дна коробки мужик достал нечто маленькое и чёрное, размером с пенал, и помахал перед носом Ингрид, как обычно машут кусочком мяса перед мордой собаки.

– Ну-ка, смотри, что это, а? – заигрывающим тоном пропел он. – Это пульт от телевизора! Лентяйка!

Ингрид было всё равно. Она просто ждала, когда же мужик, наконец, уйдёт. Но чем больше ей этого хотелось, тем больше он не торопился. Ещё час он настраивал телевизор, и мама во всём ему помогала с важным видом. Ингрид же была на побегушках. Каждые минут двадцать он выходил покурить, из-за чего комната пропахла едким запахом табака. После настроек телеящика задержался ещё – на чаёк. Когда он в очередной раз вышел на лестничную площадку, мама отвела Ингрид за локоть в комнату.

– Ты можешь хотя бы обрадоваться, а? Ты отца первый раз в жизни видишь, улыбнись ему, поцелуй, – прошипела мама ей в лицо.

Что Ингрид могла возразить? Жить-то хотелось.

– Хорошо, мам, – процедила против воли копия.

– Йих, чем тут занимаетесь? – скоро раздался его голос в дверях.

Куревом несло так, что у девочки уже болела голова, пересохло в носу и во рту, а глаза слезились.

– Спасибо тебе огромное, такой прекрасный подарок! То что надо на Новый год! – плясала вокруг него мама. – Ингрид, скажи спасибо папе!

Последняя фраза была сказана с нотой наезда в голосе.

– Спасибо, папа, за телевизор! – Копия с трудом улыбнулась так широко, как могла, и так искренне, чтоб не получить пинка от мамы. Сама же она уже и не мечтала, чтобы он ушёл.

– Поцелуй папочку, – протянула мама.

Копия Ингрид нехотя, морщась от ужасного запаха, потянулась губами к его щеке, на что он быстро царапнул её своей щетиной по лицу, рассмеявшись своей ловкости.

– Ну и задержали же вы меня, хулиганки! – резко сказал он, глядя на часы. – Я пошёл! Бывайте, ещё загляну!

И в считаные секунды исчез, как джинн, растворившись за дверью.

Копия Ингрид не могла уснуть всю ночь. Она долго проветривала комнату. Казалось, та насквозь пропиталась удушливым запахом чужака: занавески, покрывала, одежда, мебель, даже плафоны. Телевизор стоял на тумбочке, его высокомерный чёрный профиль маячил на фоне окна.

Ингрид смотрела на него, ничего не понимая. Кто вообще этот мужик? И что ему было надо? Пожалуй, это стало самым ужасным воспоминанием копии за всё время.

Тут с кухни снова раздался голос мамы. Ингрид вернулась из вчерашнего дня в своё настоящее – 31 декабря.

– Ты помирилась с Сашей?

Да после увиденного воспоминания пойти в комнату тёти и дяди было проще простого!

Праздничный стол накрывали в комнате бабушки и дедушки. Кузен Эрик уже сидел за столом и хлестал сок из стакана. Перед ним стояла тарелка, из которой он уже ел праздничный салат. Коробка сока была единственная и уже опустошённая на треть, потому что Эрику разрешили из неё пить. Ингрид тяжело вздохнула. Ей было страшно, реально страшно, что из кузена – а она его вообще-то любила, несмотря на все замашки – вырастет такое же вот чудо природы, как то, что только что назвало себя её отцом.

Ингрид вернулась в их с мамой комнату и решительно убрала телевизор с тумбочки, поставив его на пол. На прежнее место вернулись папки с рисунками. На шорох перестановки в комнату снова вернулась мама, смерила действия Ингрид своим пронзительным взглядом и упёрла руки, измазанные в свёкле от селёдки под шубой, в бока.

Ингрид усиленно делала вид, что не замечает её присутствия, и продолжала уборку: телевизор отпихнула в угол комнаты, где хранились коробки под рассаду, пульт от него бросила в один из ящиков, скрутила удлинитель на локте, рисунки поправила и разгладила в папках.

– Ну и что это? – с укором спросила её мама.

– Я убираю то, что мне не нужно, – максимально ровным голосом сказала Ингрид, хотя в горле стоял ком обиды за вчерашнее.

– То есть твой отец зря старался, так выходит?

– Мам, мог бы и спросить, чего я действительно хочу, – как можно рассудительней сказала Ингрид, надеясь на гран понимания.

– То есть ты считаешь, что это вот так нормально, да?

Ингрид терялась, когда мама задавала этот вопрос. Она начинала честно задумываться над ответом, взвешивать все за и против, и всегда находила точку зрения, с которой её действия можно было бы оценить как неадекватные. Но ещё сильнее она ощущала, что мама была неправа, однако сказать это вслух стоило очень дорого.

– Да, мам, я считаю, что дарить то, что не мне надо, это ненормально. А убрать ненужную вещь – нормально.

– Дарёному коню в зубы не смотрят.

Ингрид не знала, что ответить на эту народную мудрость, более того, была уверена, что сама мама так не считает. К вопросу выбора презентов своим знакомым она подходила тщательнейшим образом. Поэтому её слова не побудили девочку быстро раскаяться и поставить телевизор обратно. Мама была глубоко уязвлена этим поступком Ингрид, сомкнула губы в ниточку, подняла подбородок, отвела глаза и сказала очень холодно:

– Я всё поняла.

Она развернулась и вышла из комнаты. Ингрид осталась сидеть на полу в праздничной кофте, измазанной пылью с телика, с испорченным маникюром и настроением. «Да ни хрена ты, мама, не поняла», – со скорбью подумала Ингрид.

Девочка достала дверную ручку и пошла к первой ближайшей двери.

17. Рождественские каникулы

«Как ты Новый год встретишь, так и проведёшь», – сказала себе Ингрид, оказавшись в комнате общежития после перехода. Посидев недолго наедине со своими мыслями, она отправилась в общие комнаты, чтобы выпить с друзьями чаю перед сном. На часах была половина десятого, но в гостиной царило оживление. Курсисты сидели в домашних одеждах, в камине трещал огонь, и всё было таким уютным и домашним.

Ингрид нашла Нафана, сидящего с книгой в мягком кресле. Она села рядом на пуфик, и он отложил чтение.

– Ты уже вернулась?

– Да, – мрачно ответила она.

– Ты неожиданно быстро… Решила не оставаться? – шёпотом спросил он.

– Нет, – тоже шёпотом сказала она, – там такое… Ну, в одном предложении и не передашь…

– Ты с мамой поссорилась, что ли?

– Э.. – Ингрид не знала, как Нафан прочитал её мысли. – Не совсем, хотя что-то похожее.

– И ты теперь осталась без семейного праздника.

– Ну да… – Ингрид высоко подняла брови.

– Сейчас исправим. – Нафан резко встал, выпрямился, сложил руки рупором и громко обратился ко всем присутствующим: – Господа, будьте так добры, минуточку внимания!

Все сидящие в гостиной обернулись.

– Господа, как вам известно, с нами учится Ингрид, которая пришла с земли!

В ответ раздался тихий гомон. Девочка уже потянула Нафана за рукав, чтобы остановить, но он продолжил:

– На земле в эту ночь празднуют Новый год, это такой же праздник, как у нас в конце марта! Но Ингрид затосковала по некоторым земным обычаям, поэтому, дорогие курсисты, давайте сделаем маленький праздник! Ради Ингрид! Накроем